имей смелость иметь своё мнение, имей мудрость скрывать его
15.02.2009 в 02:30
Пишет Kaina*:"Сквозь магический кристалл", глава 4
В частности, если обратиться к дням недели, то мистер Филч недолюбливал все семь. Выражаясь точнее, шесть из них могли бы претендовать на скромную роль аутсайдеров, а вот пятнице была уготована иная судьба: она занимала в его личной иерархии ненависти одну ступень вместе с необходимостью здороваться и улыбаться, головной и зубной болью, лимонными дольками Дамблдора и небезызвестным магазином близнецов Уизли.
Подобную неприязнь пятница обрела потому, что студенты Хогвартса, не желавшие портить себе заслуженные выходные, проявляли чудеса изворотливости и осторожности, дабы избежать фирменных отработок школьного смотрителя. В иные дни лежащую на его плечах ответственность за порядок и чистоту замка он охотно перекладывал на проштрафившихся юных волшебников, благо, таких было всегда немало. А вот каждую пятницу возникал необъяснимый парадокс: работа, порученная смотрителю, оставалась нетронутой, а жертв, готовых освободить от нее, отловить так и не удавалось. Здесь не помогали ни устраиваемые засады, ни вездесущая миссис Норрис, ни даже специальные рейды по поимке нарушителей, проводимые совместно с профессором Снейпом. Домовые эльфы тоже были не слишком полезны в решении данной проблемы, так как их рабочий день начинался ночью, а холл и Большой зал должны сиять чистотой уже вечером.
Вот почему, едва не давясь злостью и желчью, Филч сейчас собственноручно драил полы перед главным входом в замок. Причем делал он это с таким остервенением, что создавалось впечатление, будто древние камни, которыми был вымощен пол весьма обширного холла, в чем-то лично провинились перед школьным смотрителем. Но в подобном фантастическом усердии сегодняшнего полотера и водовоза были виноваты отнюдь не почтенные булыжники. Основные события произошли часом раньше.
Покидая Большой зал после сытного ужина, Филч, не спеша, шел в свои личные покои. Вот уже несколько дней он был избавлен от весьма унизительной вечерней процедуры – оттирать очередную оскорбительную надпись прямо напротив собственной двери. Если раньше такие и появлялись, то вычислить автора и исполнителя не составляло никакого труда. Ими, как правило, являлись жертвы особенно трудоемких отработок. Оставалось лишь снабдить опознанных и сознавшихся во всем малолетних преступников необходимым инвентарем, и сразу же наблюдалось явление обратной прогрессии: по мере того, как надпись на стене убывала, количество будущих отработок незадачливых любителей наскальной росписи соответственно увеличивалось. Но так было раньше. Только вот с недавних пор наметился весьма значительный рост мастерства настырных художников, да и созданные их безудержным вдохновением граффити стали настолько прочными и качественными, что самые едкие средства были против них по-детски бессильны.
Вычислить безымянных авторов пока не удалось, но Филч был почти уверен, что за всем этим безобразием стоят его главные враги: рыжеголовые переростки-близнецы Уизли. Время, проведенное без парочки гриффиндорских обормотов, было блаженным, но ушло в прошлое. Настойчивостью матери, уговорами друзей и личным приказом директора школы они были выдернуты из-за прилавка собственного магазина и помещены обратно в Хогвартс, чтобы иметь возможность закончить образование. Напрасно юные и весьма удачливые бизнесмены упирались полгода. И время ушло, и цели не достигли. А вот теперь, потеряв целый год, они вынуждены были коротать время до выпускных экзаменов в новом классе. Поэтому, изнывая от скуки, неугомонные близнецы от души развлекали школьников и доставляли немало хлопот профессорам. Надо ли говорить, что со стариной Филчем у них были давние счеты.
Но как доказать свои предположения, школьный смотритель не имел понятия. Поэтому теперь каждый раз, прочитав очередную пакость о себе, которая, к слову сказать, была удивительно близка к истине, Филч галопом несся в покои профессора Флитвика за магической помощью. Тот никогда не отказывал. Напротив, казалось, ему доставляет удовольствие участвовать в вечерних спектаклях.
В этот памятный вечер Филч уже дошел до своей двери, как увидел ядовито-зеленую надпись на стене, передающую обитателям Хогвартса весьма занимательную информацию о школьном смотрителе. Из нее становилось совершенно ясно, чей он сын, и в какое место ему следует незамедлительно отправляться за все свои пригрешения. На унизительное родство с указанным млекопитающим Филч отреагировал яростным рычание, так что сомневаться в достоверности информации на стене почти не приходилось. Конечный же пункт назначения, предложенный анонимным автором, вырвал из горла жертвы такие жуткие звуки, ни описать, ни классифицировать которые не представляется возможным. Почти задыхаясь от возмущения, школьный завхоз стремглав влетел в собственный кабинет и победоносно схватил лежащий там свернутый трубочкой пергамент. Далее его маршрут было отмечен остановками у покоев профессора Флитвика и профессора Вектор. А уже спустя десять минут потревоженные преподаватели, едва сдерживая улыбку, топтались у злосчастной надписи.
- Мне с каждым разом все трудней и трудней уничтожать эти произведения, - качал головой Флитвик. – Конечно, я не оправдываю шутников, Аргус, но хотел бы увидеть этих весьма талантливых учеников.
- Вот сегодня и познакомимся с ними, - злобно проскрипел Филч, с надеждой оборачиваясь к преподавателю нумерологии. – Профессор Вектор, вы принесли магический проявитель?
- Ага, - возмутился обозленный смотритель, - сегодня мы все сотрем, а завтра эта дрянь снова появится на стене.
- Что вы говорите? – глаза Вектор округлились. – Так это не в первый раз?
Профессор Флитвик еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Уж кто-кто, а преподаватель нумерологии прекрасно знала о знаменитых анонимных посланиях многочисленных поклонников Филча. Это была одна из излюбленных тем для обсуждения среди профессорского состава Хогвартса. Иные надписи отличались таким завидным остроумием, что впору записывать их на память в свой дневник. Что и делала в тайне ото всех профессор Вектор, питавшая особую слабость к школьному фольклору.
Свое удивление женщина сыграла настолько убедительно, что Филч не только не усомнился, а даже одарил изумленных коллег весьма длительным монологом-жалобой. Из слов разобиженного смотрителя стало известно, что директор пошел ему навстречу и, желая помочь, попросил профессора Вектор поделиться имеющимся у нее редким сокровищем. В доказательство своих слов Филч протянул женщине свиток пергамента, полученный от Дамблдора.
Но та пергамент не взяла. Вместо этого профессор подошла к надписи и вытащила из кармана весьма увесистую баночку с магической краской, позволяющей вычислить автора любой произведенной надписи. Это изобретение являлось результатом их совместной деятельности с профессором Снейпом. Столь нужное открытие еще не получило широкой огласки: требовалось больше времени для опытов, но в пределах Хогвартса краска работала безупречно. Вот только для ее производства требовалось целое состояние.
Очень осторожно женщина открыла баночку и окунула в нее приготовленную смотрителем широкую кисть. Ярко-голубая краска уверенным движением была нанесена на стену чуть пониже преступной надписи. После этого, закрыв банку и убрав ее в карман, профессор Вектор дотронулась волшебной палочкой до нарисованного квадрата и четко произнесла:
- Студенты Хогвартса!
На голубом экране, созданном магической краской, мгновенно сменяя друг друга, появлялись имена учащихся. Тем временем профессор Вектор объясняла, что этот стремительный поток имен остановится, когда будет определен автор надписи.
- А ошибок быть не может? – прервал объяснение Филч.
- Мы уже давно проводим испытания этой краски, пока еще обмануть ее никому не удавалось. Не волнуйтесь, Аргус, сейчас мы обязательно найдем вашего обидчика. Имя его высветится ярко-красными буквами. Подождем немного.
Прошло минут десять, прежде чем на краске появилось и исчезло последнее имя. Но искомого ответа хогвартские оперуполномоченные так и не получили. Филч смотрел на растерянную женщину, едва скрывая ярость, а вот Флитвик, напротив, с трудом сдерживал торжество. Дело в том, что он давно уже оценил по достоинству мастерство безымянного любителя наскальной живописи и очень не хотел, чтобы этого гения так легко вычислили и изловили.
Но тем и отличалась от представителей своего пола профессор Вектор, что всегда полагалась на железную логику и редко сдавалась без борьбы. Так и сейчас, пораскинув мозгами, она вдруг внесла весьма дерзкое предложение:
- Но мы еще не проверили преподавателей. Не надо на меня так смотреть, Аргус. И я понимаю, что это абсурд, Филиус. Но попробовать-то можно. Что мы теряем в этом случае?
Профессор Вектор вновь коснулась драгоценной краски волшебной палочкой и произнесла:
- Профессора Хогвартса!
Хватило минуты, чтобы отразить весь список преподавательского состава школы Магии и Волшебства. И вдруг произошло чудо: экран замелькал, исчезли все имена, и почти сразу высветились большие ярко-красные буквы. Когда трио дотошных детективов прочитало имя, Филч от неожиданности плюхнулся на пол, Флитвик изумленно пискнул, а Вектор схватилась за сердце. Да и было отчего, ибо надпись гласила:
Когда профессора, пришедшие, наконец, в себя, смогли снова соображать и действовать, они старательно избегали взглядом друг друга. Вектор, выхватила из рук жертвы пергамент с запиской Дамблдора, мгновенно развернула его, сначала сличила почерк сама, потом дала полюбоваться компроматом обалдевшему Флитвику. Убедившись, что почерки на стене и пергаменте полностью совпадают, он мощным заклинанием поспешно уничтожил скандальную надпись. С минуту Вектор еще о чем-то раздумывала и вдруг, сославшись на срочные дела, поспешила ретироваться, захватив с собой малютку-профессора.
Оставшийся в гордом одиночестве Филч, яростно сжимал возвращенный ему свиток и, подобно хамелеону, менял цвет лица. Сейчас за основу была взята богатая палитра красного: от нежно-розового оттенка до свекольно-бордового. Результат исследования настолько потряс смотрителя, что он не сразу нашел в себе силы подняться. Но через пару минут набирающий обороты гнев весьма успешно вытеснял из его сердца и души все имевшиеся там эмоции и привязанности. Вот только с чувством долга справиться так и не удалось, ибо изгнать его из души Филча смогла бы, наверно, лишь смерть.
Служебный долг звал завхоза к главной двери Хогвартса. Не имея сил проигнорировать этот вечный зов, Филч привычно засеменил по коридору к лестнице, ругая на все лады старого маразматика с его дурацкими розыгрышами. Случайные свидетели столь эмоционального монолога могли бы сейчас узнать о почтенном директоре Хогвартса очень много нового. Например, то, что ему уже давно не место в школе, а вот палата для душевнобольных клиники Святого Мунго как будто специально создана для Дамблдора, впавшего в детство. А еще разъяренный Филч признался, что уже давно мечтает засунуть лимонные дольки, которыми директор угощает всех без разбору, в одно из тех мест, куда незамедлительно предлагалось отправиться сегодня школьному смотрителю.
Пообещав себе, что этого он так не оставит, Филч вылил всю свою ненависть на ни в чем не повинный пол, мощенный древними камнями, и остервенело оттирал каждый след, каждое пятнышко. Вот почему впервые за все долгое время своего существования самые обычные булыжники засверкали, как благороднейший мрамор после окончательной шлифовки.
Бросив довольный взгляд на блестящий (в прямом смысле этого слова) результат своего титанического труда, Филч вытер пот, ручьями сбегающий по раскрасневшемуся лицу. Пообещав себе, что вздернет на дыбе любого, кто попытается хотя бы приблизиться к стерильному холлу, он поднял драгоценный инвентарь и уже двинулся к лестнице, как вдруг…
Огромная дверь с шумом распахнулась, и на пороге возникли две фигуры. Мгновенно оценив их внешний вид, Филч поначалу даже обрадовался, что нашел-таки лауреатов воскресных отработок. Гордо выпрямившись, школьный смотритель двинулся к перепачканной парочке студентов, размышляя, в какой форме лучше озвучить ожидавший их сюрприз. Но в этот момент сюрпризы посыпались на него самого, причем настолько интенсивно, что самое время было поверить в существование легендарного рога изобилия. Шестикурсники, один другого «краше», заполнили холл перед лестницей. Их внешний вид заставил Филча буквально онеметь, а запах едва не сбил с ног. Вскоре сверкавший еще минуту назад пол был больше похож на настил в свинарнике.
Наглая толпа студентов уже направилась к лестнице, как на их пути возник буквально озверевший Филч со шваброй и ведром в руках.
- Могу я узнать, - раздался его срывающийся от возмущения голос, - куда это вы направляетесь, молодые люди?
- Возможно, в это и трудно поверить, но мы бы хотели пройти в свои спальни, мистер Филч, - ответила за всех Гермиона Грейнджер.
- И вы думаете, что я пущу вас в замок в таком виде? – Филч оскалил зубы, что в его случае обозначало улыбку.
- А вы предлагаете нам заночевать на улице? – почти истерично взвизгнула Панси Паркинсон.
- О! Об этом я мог бы только мечтать. К сожалению, мне этого не позволят сделать. Но я хотел бы знать, откуда вы явились в таком непотребном виде?
- Мы сдавали зачет! – раздалось сразу несколько возмущенных голосов.
Филч, отведавший этим вечером приличную порцию унижений, видел призрак скрытого издевательсва буквально в любой реплике, в самой безобидной фразе. Поэтому в ответ измученные шестикурсники вынуждены были прослушать весьма содержательную лекцию о бездушных, мерзких, малолетних преступниках, которых по недоразумению именуют студентами и место которым не в этом древнем замке, а в том хлеву, откуда они принесли столько грязи. Далее Филч заявил, что ни один из появившихся шестикурсников не войдет в замок до тех пор, пока деканы не полюбуются на их чудовищные костюмы и не поймут, каких поросят они вырастили.
Едва школьный смотритель закрыл рот, чтобы перевести дыхание, как в дверном проеме появилась профессор Макгонагалл. Взглянув на заместителя директора школы, Филч вновь лишился дара речи. Грязных пятен на одежде изможденной женщины не было, но смотрелась она ненамного приличнее собственных студентов: мантия Минервы была сильно измята, а перепачканные ботинки оставляли на каменном полу островки жуткого месива из грязи и подтаявшего снега. Всегда безупречный тугой пучок, венчавший ее голову, теперь сбился набок, вспотевшее лицо было в темных грязных пятнах.
- Аргус, - измученно спросила профессор Макгонагалл, - директор в школе?
Ох, не надо было Минерве в этот вечер задавать смотрителю подобный вопрос! Имя Дамблдора для Филча обозначало сейчас приблизительно то же самое, что красная тряпка для разъяренного быка. В ответ он так рявкнул, что находящиеся в холле волшебники разом вздрогнули:
- Нет его в школе!
- Ну что же, - Макгонагалл несколько опешила от подобного тона, но затем привычно взяла руководство в свои руки, - всем отправляться в факультетские башни. Полчаса даю на то, чтобы вы привели себя в порядок. Затем спускайтесь в Большой зал на ужин. Если кому-то понадобится медицинская помощь, немедленно отправляйтесь в Больничное крыло. И не забудьте, что смыть слизь с кожи можно только маслянистой жидкостью. Мыло вам не поможет. Пользуйтесь ароматическими маслами для душа. Если нужно будет обработать ожоги, обращайтесь к мадам Помфри.
Шестикурсники, злобно торжествуя, кидали победоносные взгляды на кипящего от негодования Филча и направлялись к лестнице, чтобы, наконец, добраться до спасительного душа, сытного ужина и вожделенной постели.
URL записиГлава 4
"Ах, этот вечер! Лукавый маг!"
"Ах, этот вечер! Лукавый маг!"
«Удивительный вопрос: почему я – водовоз?»
Утверждать, что этот декабрьский вечер запомнился только шестикурсникам Гриффиндора и Слизерина, было бы крайне несправедливо по отношению к прочим счастливчикам, познавшим на собственной шкуре, сколь нежелателен союз вполне безобидного, на первый взгляд, числа тринадцать и дня недели, носящего скромное название «пятница».
Среди упомянутых жертв первым следовало бы назвать школьного смотрителя Аргуса Филча. Он так многое и так многих не любил, что составить список неугодных его сердцу людей, предметов и явлений не взялся бы ни один мудрец, поскольку на это не хватило бы жизни даже легендарному Николасу Фламелю.
Среди упомянутых жертв первым следовало бы назвать школьного смотрителя Аргуса Филча. Он так многое и так многих не любил, что составить список неугодных его сердцу людей, предметов и явлений не взялся бы ни один мудрец, поскольку на это не хватило бы жизни даже легендарному Николасу Фламелю.
В частности, если обратиться к дням недели, то мистер Филч недолюбливал все семь. Выражаясь точнее, шесть из них могли бы претендовать на скромную роль аутсайдеров, а вот пятнице была уготована иная судьба: она занимала в его личной иерархии ненависти одну ступень вместе с необходимостью здороваться и улыбаться, головной и зубной болью, лимонными дольками Дамблдора и небезызвестным магазином близнецов Уизли.
Подобную неприязнь пятница обрела потому, что студенты Хогвартса, не желавшие портить себе заслуженные выходные, проявляли чудеса изворотливости и осторожности, дабы избежать фирменных отработок школьного смотрителя. В иные дни лежащую на его плечах ответственность за порядок и чистоту замка он охотно перекладывал на проштрафившихся юных волшебников, благо, таких было всегда немало. А вот каждую пятницу возникал необъяснимый парадокс: работа, порученная смотрителю, оставалась нетронутой, а жертв, готовых освободить от нее, отловить так и не удавалось. Здесь не помогали ни устраиваемые засады, ни вездесущая миссис Норрис, ни даже специальные рейды по поимке нарушителей, проводимые совместно с профессором Снейпом. Домовые эльфы тоже были не слишком полезны в решении данной проблемы, так как их рабочий день начинался ночью, а холл и Большой зал должны сиять чистотой уже вечером.
Вот почему, едва не давясь злостью и желчью, Филч сейчас собственноручно драил полы перед главным входом в замок. Причем делал он это с таким остервенением, что создавалось впечатление, будто древние камни, которыми был вымощен пол весьма обширного холла, в чем-то лично провинились перед школьным смотрителем. Но в подобном фантастическом усердии сегодняшнего полотера и водовоза были виноваты отнюдь не почтенные булыжники. Основные события произошли часом раньше.
Покидая Большой зал после сытного ужина, Филч, не спеша, шел в свои личные покои. Вот уже несколько дней он был избавлен от весьма унизительной вечерней процедуры – оттирать очередную оскорбительную надпись прямо напротив собственной двери. Если раньше такие и появлялись, то вычислить автора и исполнителя не составляло никакого труда. Ими, как правило, являлись жертвы особенно трудоемких отработок. Оставалось лишь снабдить опознанных и сознавшихся во всем малолетних преступников необходимым инвентарем, и сразу же наблюдалось явление обратной прогрессии: по мере того, как надпись на стене убывала, количество будущих отработок незадачливых любителей наскальной росписи соответственно увеличивалось. Но так было раньше. Только вот с недавних пор наметился весьма значительный рост мастерства настырных художников, да и созданные их безудержным вдохновением граффити стали настолько прочными и качественными, что самые едкие средства были против них по-детски бессильны.
Вычислить безымянных авторов пока не удалось, но Филч был почти уверен, что за всем этим безобразием стоят его главные враги: рыжеголовые переростки-близнецы Уизли. Время, проведенное без парочки гриффиндорских обормотов, было блаженным, но ушло в прошлое. Настойчивостью матери, уговорами друзей и личным приказом директора школы они были выдернуты из-за прилавка собственного магазина и помещены обратно в Хогвартс, чтобы иметь возможность закончить образование. Напрасно юные и весьма удачливые бизнесмены упирались полгода. И время ушло, и цели не достигли. А вот теперь, потеряв целый год, они вынуждены были коротать время до выпускных экзаменов в новом классе. Поэтому, изнывая от скуки, неугомонные близнецы от души развлекали школьников и доставляли немало хлопот профессорам. Надо ли говорить, что со стариной Филчем у них были давние счеты.
Но как доказать свои предположения, школьный смотритель не имел понятия. Поэтому теперь каждый раз, прочитав очередную пакость о себе, которая, к слову сказать, была удивительно близка к истине, Филч галопом несся в покои профессора Флитвика за магической помощью. Тот никогда не отказывал. Напротив, казалось, ему доставляет удовольствие участвовать в вечерних спектаклях.
В этот памятный вечер Филч уже дошел до своей двери, как увидел ядовито-зеленую надпись на стене, передающую обитателям Хогвартса весьма занимательную информацию о школьном смотрителе. Из нее становилось совершенно ясно, чей он сын, и в какое место ему следует незамедлительно отправляться за все свои пригрешения. На унизительное родство с указанным млекопитающим Филч отреагировал яростным рычание, так что сомневаться в достоверности информации на стене почти не приходилось. Конечный же пункт назначения, предложенный анонимным автором, вырвал из горла жертвы такие жуткие звуки, ни описать, ни классифицировать которые не представляется возможным. Почти задыхаясь от возмущения, школьный завхоз стремглав влетел в собственный кабинет и победоносно схватил лежащий там свернутый трубочкой пергамент. Далее его маршрут было отмечен остановками у покоев профессора Флитвика и профессора Вектор. А уже спустя десять минут потревоженные преподаватели, едва сдерживая улыбку, топтались у злосчастной надписи.
- Мне с каждым разом все трудней и трудней уничтожать эти произведения, - качал головой Флитвик. – Конечно, я не оправдываю шутников, Аргус, но хотел бы увидеть этих весьма талантливых учеников.
- Вот сегодня и познакомимся с ними, - злобно проскрипел Филч, с надеждой оборачиваясь к преподавателю нумерологии. – Профессор Вектор, вы принесли магический проявитель?
- Аргус, не волнуйтесь, краска со мной.
Но женщина явно не спешила передавать требуемый предмет школьному смотрителю. Очень высокая, очень стройная, под стать своему имени, преподаватель нумерологии была хорошо известна в Хогвартсе сильным, волевым характером и изумительной железной логикой. Пробить эмоциями ее было почти невозможно: она признавала лишь один язык – язык факта.
- Я просто хочу, чтобы вы поняли, насколько ценное и редкое средство у меня просите. Счастье, что оно вообще имеется в школе. Я просто не вижу смысла тратить ее на какую-то детскую шалость. Филиус, - обратилась она к Флитвику, - не могли бы вы просто стереть надпись на стене.
Но женщина явно не спешила передавать требуемый предмет школьному смотрителю. Очень высокая, очень стройная, под стать своему имени, преподаватель нумерологии была хорошо известна в Хогвартсе сильным, волевым характером и изумительной железной логикой. Пробить эмоциями ее было почти невозможно: она признавала лишь один язык – язык факта.
- Я просто хочу, чтобы вы поняли, насколько ценное и редкое средство у меня просите. Счастье, что оно вообще имеется в школе. Я просто не вижу смысла тратить ее на какую-то детскую шалость. Филиус, - обратилась она к Флитвику, - не могли бы вы просто стереть надпись на стене.
- Ага, - возмутился обозленный смотритель, - сегодня мы все сотрем, а завтра эта дрянь снова появится на стене.
- Что вы говорите? – глаза Вектор округлились. – Так это не в первый раз?
Профессор Флитвик еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Уж кто-кто, а преподаватель нумерологии прекрасно знала о знаменитых анонимных посланиях многочисленных поклонников Филча. Это была одна из излюбленных тем для обсуждения среди профессорского состава Хогвартса. Иные надписи отличались таким завидным остроумием, что впору записывать их на память в свой дневник. Что и делала в тайне ото всех профессор Вектор, питавшая особую слабость к школьному фольклору.
Свое удивление женщина сыграла настолько убедительно, что Филч не только не усомнился, а даже одарил изумленных коллег весьма длительным монологом-жалобой. Из слов разобиженного смотрителя стало известно, что директор пошел ему навстречу и, желая помочь, попросил профессора Вектор поделиться имеющимся у нее редким сокровищем. В доказательство своих слов Филч протянул женщине свиток пергамента, полученный от Дамблдора.
Но та пергамент не взяла. Вместо этого профессор подошла к надписи и вытащила из кармана весьма увесистую баночку с магической краской, позволяющей вычислить автора любой произведенной надписи. Это изобретение являлось результатом их совместной деятельности с профессором Снейпом. Столь нужное открытие еще не получило широкой огласки: требовалось больше времени для опытов, но в пределах Хогвартса краска работала безупречно. Вот только для ее производства требовалось целое состояние.
Очень осторожно женщина открыла баночку и окунула в нее приготовленную смотрителем широкую кисть. Ярко-голубая краска уверенным движением была нанесена на стену чуть пониже преступной надписи. После этого, закрыв банку и убрав ее в карман, профессор Вектор дотронулась волшебной палочкой до нарисованного квадрата и четко произнесла:
- Студенты Хогвартса!
На голубом экране, созданном магической краской, мгновенно сменяя друг друга, появлялись имена учащихся. Тем временем профессор Вектор объясняла, что этот стремительный поток имен остановится, когда будет определен автор надписи.
- А ошибок быть не может? – прервал объяснение Филч.
- Мы уже давно проводим испытания этой краски, пока еще обмануть ее никому не удавалось. Не волнуйтесь, Аргус, сейчас мы обязательно найдем вашего обидчика. Имя его высветится ярко-красными буквами. Подождем немного.
Прошло минут десять, прежде чем на краске появилось и исчезло последнее имя. Но искомого ответа хогвартские оперуполномоченные так и не получили. Филч смотрел на растерянную женщину, едва скрывая ярость, а вот Флитвик, напротив, с трудом сдерживал торжество. Дело в том, что он давно уже оценил по достоинству мастерство безымянного любителя наскальной живописи и очень не хотел, чтобы этого гения так легко вычислили и изловили.
Но тем и отличалась от представителей своего пола профессор Вектор, что всегда полагалась на железную логику и редко сдавалась без борьбы. Так и сейчас, пораскинув мозгами, она вдруг внесла весьма дерзкое предложение:
- Но мы еще не проверили преподавателей. Не надо на меня так смотреть, Аргус. И я понимаю, что это абсурд, Филиус. Но попробовать-то можно. Что мы теряем в этом случае?
Профессор Вектор вновь коснулась драгоценной краски волшебной палочкой и произнесла:
- Профессора Хогвартса!
Хватило минуты, чтобы отразить весь список преподавательского состава школы Магии и Волшебства. И вдруг произошло чудо: экран замелькал, исчезли все имена, и почти сразу высветились большие ярко-красные буквы. Когда трио дотошных детективов прочитало имя, Филч от неожиданности плюхнулся на пол, Флитвик изумленно пискнул, а Вектор схватилась за сердце. Да и было отчего, ибо надпись гласила:
«АЛЬБУС ДАМБЛДОР»
Когда профессора, пришедшие, наконец, в себя, смогли снова соображать и действовать, они старательно избегали взглядом друг друга. Вектор, выхватила из рук жертвы пергамент с запиской Дамблдора, мгновенно развернула его, сначала сличила почерк сама, потом дала полюбоваться компроматом обалдевшему Флитвику. Убедившись, что почерки на стене и пергаменте полностью совпадают, он мощным заклинанием поспешно уничтожил скандальную надпись. С минуту Вектор еще о чем-то раздумывала и вдруг, сославшись на срочные дела, поспешила ретироваться, захватив с собой малютку-профессора.
Оставшийся в гордом одиночестве Филч, яростно сжимал возвращенный ему свиток и, подобно хамелеону, менял цвет лица. Сейчас за основу была взята богатая палитра красного: от нежно-розового оттенка до свекольно-бордового. Результат исследования настолько потряс смотрителя, что он не сразу нашел в себе силы подняться. Но через пару минут набирающий обороты гнев весьма успешно вытеснял из его сердца и души все имевшиеся там эмоции и привязанности. Вот только с чувством долга справиться так и не удалось, ибо изгнать его из души Филча смогла бы, наверно, лишь смерть.
Служебный долг звал завхоза к главной двери Хогвартса. Не имея сил проигнорировать этот вечный зов, Филч привычно засеменил по коридору к лестнице, ругая на все лады старого маразматика с его дурацкими розыгрышами. Случайные свидетели столь эмоционального монолога могли бы сейчас узнать о почтенном директоре Хогвартса очень много нового. Например, то, что ему уже давно не место в школе, а вот палата для душевнобольных клиники Святого Мунго как будто специально создана для Дамблдора, впавшего в детство. А еще разъяренный Филч признался, что уже давно мечтает засунуть лимонные дольки, которыми директор угощает всех без разбору, в одно из тех мест, куда незамедлительно предлагалось отправиться сегодня школьному смотрителю.
Пообещав себе, что этого он так не оставит, Филч вылил всю свою ненависть на ни в чем не повинный пол, мощенный древними камнями, и остервенело оттирал каждый след, каждое пятнышко. Вот почему впервые за все долгое время своего существования самые обычные булыжники засверкали, как благороднейший мрамор после окончательной шлифовки.
Бросив довольный взгляд на блестящий (в прямом смысле этого слова) результат своего титанического труда, Филч вытер пот, ручьями сбегающий по раскрасневшемуся лицу. Пообещав себе, что вздернет на дыбе любого, кто попытается хотя бы приблизиться к стерильному холлу, он поднял драгоценный инвентарь и уже двинулся к лестнице, как вдруг…
- 2-
«И так приятно возвращаться под крышу дома своего».
«И так приятно возвращаться под крышу дома своего».
Огромная дверь с шумом распахнулась, и на пороге возникли две фигуры. Мгновенно оценив их внешний вид, Филч поначалу даже обрадовался, что нашел-таки лауреатов воскресных отработок. Гордо выпрямившись, школьный смотритель двинулся к перепачканной парочке студентов, размышляя, в какой форме лучше озвучить ожидавший их сюрприз. Но в этот момент сюрпризы посыпались на него самого, причем настолько интенсивно, что самое время было поверить в существование легендарного рога изобилия. Шестикурсники, один другого «краше», заполнили холл перед лестницей. Их внешний вид заставил Филча буквально онеметь, а запах едва не сбил с ног. Вскоре сверкавший еще минуту назад пол был больше похож на настил в свинарнике.
Наглая толпа студентов уже направилась к лестнице, как на их пути возник буквально озверевший Филч со шваброй и ведром в руках.
- Могу я узнать, - раздался его срывающийся от возмущения голос, - куда это вы направляетесь, молодые люди?
- Возможно, в это и трудно поверить, но мы бы хотели пройти в свои спальни, мистер Филч, - ответила за всех Гермиона Грейнджер.
- И вы думаете, что я пущу вас в замок в таком виде? – Филч оскалил зубы, что в его случае обозначало улыбку.
- А вы предлагаете нам заночевать на улице? – почти истерично взвизгнула Панси Паркинсон.
- О! Об этом я мог бы только мечтать. К сожалению, мне этого не позволят сделать. Но я хотел бы знать, откуда вы явились в таком непотребном виде?
- Мы сдавали зачет! – раздалось сразу несколько возмущенных голосов.
Филч, отведавший этим вечером приличную порцию унижений, видел призрак скрытого издевательсва буквально в любой реплике, в самой безобидной фразе. Поэтому в ответ измученные шестикурсники вынуждены были прослушать весьма содержательную лекцию о бездушных, мерзких, малолетних преступниках, которых по недоразумению именуют студентами и место которым не в этом древнем замке, а в том хлеву, откуда они принесли столько грязи. Далее Филч заявил, что ни один из появившихся шестикурсников не войдет в замок до тех пор, пока деканы не полюбуются на их чудовищные костюмы и не поймут, каких поросят они вырастили.
Едва школьный смотритель закрыл рот, чтобы перевести дыхание, как в дверном проеме появилась профессор Макгонагалл. Взглянув на заместителя директора школы, Филч вновь лишился дара речи. Грязных пятен на одежде изможденной женщины не было, но смотрелась она ненамного приличнее собственных студентов: мантия Минервы была сильно измята, а перепачканные ботинки оставляли на каменном полу островки жуткого месива из грязи и подтаявшего снега. Всегда безупречный тугой пучок, венчавший ее голову, теперь сбился набок, вспотевшее лицо было в темных грязных пятнах.
- Аргус, - измученно спросила профессор Макгонагалл, - директор в школе?
Ох, не надо было Минерве в этот вечер задавать смотрителю подобный вопрос! Имя Дамблдора для Филча обозначало сейчас приблизительно то же самое, что красная тряпка для разъяренного быка. В ответ он так рявкнул, что находящиеся в холле волшебники разом вздрогнули:
- Нет его в школе!
- Ну что же, - Макгонагалл несколько опешила от подобного тона, но затем привычно взяла руководство в свои руки, - всем отправляться в факультетские башни. Полчаса даю на то, чтобы вы привели себя в порядок. Затем спускайтесь в Большой зал на ужин. Если кому-то понадобится медицинская помощь, немедленно отправляйтесь в Больничное крыло. И не забудьте, что смыть слизь с кожи можно только маслянистой жидкостью. Мыло вам не поможет. Пользуйтесь ароматическими маслами для душа. Если нужно будет обработать ожоги, обращайтесь к мадам Помфри.
Шестикурсники, злобно торжествуя, кидали победоносные взгляды на кипящего от негодования Филча и направлялись к лестнице, чтобы, наконец, добраться до спасительного душа, сытного ужина и вожделенной постели.